ОБЩЕСТВО ПАМЯТИ СВЯТЫХ ЦАРСТВЕННЫХ МУЧЕНИКОВ И АННЫ ТАНЕЕВОЙ В ФИНЛЯНДИИ RY.
Tsaariperhe

TSAARI NIKOLAI II ja ALEKSANDRA
ЦАРЬ ‒ ЭТО СИМВОЛ РОССИИ, РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА!






КОНТАКТЫ
PYHÄT KEISARILLISET MARTTYYRIT JA ANNA TANEEVA SUOMESSA MUISTOYHDISTYS RY.
Anna_ja_perhe





ЧАСТЬ 3
ЗАКАТ ДИНАСТИИ РОМАНОВЫХ


     Я попросила Вырубову рассказать, что происходило во Дворце во время революции, и как царская семья восприняла новость о своем свержении.
     «Могу рассказать вам только то, что знаю сама, - ответила она.
     Когда это случилось, я была очень больна, мне был прописан постельный режим. У всех детей была корь, и я тоже заразилась, помогая Императрице ухаживать за ними. Императрица была ангелом. Она ходила из комнаты в комнату, заботясь о нас, ожидая, пока мы поправимся. Беспокойство, наверное, разрывало ее душу. Один или два раза она упомянула о несчастье в Петрограде, о продуктовых бунтах.
     Нехватка продовольствия, как хищный зверь, поселилась в мыслях Императрицы на многие месяцы, именно об этом она говорила с Распутиным в одну из последних их бесед. Зима в 1916 году пришла рано, и доставка всех видов товаров, в том числе и продовольствия, была сильно затруднена, такие глубокие были сугробы. Помню, как Императрица говорила Распутину, что, кажется, сама природа настроена против России в этом году.
     Бунты в Петрограде участились, даже у себя в спальне я слышала эхо вокруг Дворца. Я слышала выстрелы и ужасные крики. Я хотела встать с постели, но Императрица меня успокоила. "Это очень плохо, - говорила она. Но они скоро успокоятся. Несчастные люди сходят с ума от голода. Им дадут пищу, и скоро все это закончится".
     Вскоре и охранники, полк солдат, охраняющих Царское Село, все начали проявлять недовольство. Они боялись за свои жизни, что было неудивительно. Часто бывало, Императрица выходила на заснеженную холодную улицу, говорила с солдатами, убеждала их, успокаивала. "Ничего страшного не случится", - говорила она им. Я уверена, что, если бы не она, они все побросали бы свои ружья и ушли. Ее воля и настрой удерживали их на посту».

     «Вы думаете, Императрица на самом деле считала, что это просто бунт, а не революция?» - спросила я. Эта женщина рассказывала мне историю, ту историю, которая будет жить в библиотеках многие тысячи лет после того, как мы с ней, как все мы превратимся в прах. Я хотела знать всю правду.
     «Я уверена, что так оно и было, - сказала Вырубова. Если бы она могла представить себе, что это революция, она бы гораздо скорее послала за Императором, который в это время был со своей армией. Она была одна, и она одна оказалась перед лицом трагедии, но если бы она осознавала, до какой степени опасна эта ситуация, то она непременно хотела бы, чтобы Император был как можно дальше от всей этой банды убийц.
     Она не знала, что Россия находится в состоянии революции, как и не поверила она, когда ей сказали, что вся армия перешла на сторону революционеров. Офицеры из охраны говорили ей, а она в ответ на это качала головой. Наконец в Царское Село приехал на своей машине Великий князь Павел, он и объяснил ей, что все это правда. И даже тогда ее нервы выдержали. "Пошлите за Императором, - сказала она твердо и спокойно. Я иду обратно к больным детям».

     И она действительно ушла после этих слов. Железная выдержка, проявленная Российской Императрицей в тот момент, когда она узнала об ужасной трагедии, которая обрушилась на дом Романовых, резко контрастировала с эмоциями, переполнявшими Императора, когда он вернулся в Царское Село.
     Во время его отречения перед всей армией он проявил достоинство и самообладание. Он категорически отказался от предложения одного из генералов сбежать в одной из тех машин, которые всегда сопровождали царский поезд. Если народ хотел его отречения, Царь был готов на это пойти, и он готов был отдаться на их милость.
     Если рассказы очевидцев верны, Николай всегда показывал себя истинным русским, а не инструментом в руках прогерманской партии. Когда сообщили новость, что вся армия перешла на сторону революционеров, говорят, что кто-то из окружения Императора заявил, что предотвратить катастрофу невозможно. Он мог открыть Двинский фронт, впустить неприятеля, и, принеся в жертву страну, спасти династию. Николай отказался даже думать о таком преступлении перед Родиной. За свою жизнь он совершил много грехов из-за жестокости, и еще больше из-за глупости, но в конце концов он доказал, что он не предатель.
     Керенский и другие члены Временного правительства предполагали, что его возвращение в Царское Село пройдет в соответствии с его бывшим статусом, и было приказано обращаться с Императором со всем должным уважением.
     Если верить словам Вырубовой, солдаты, охранявшие Александру во дворце, охранявшие дом Царской Семьи, не обращали внимания на эти приказы.
     В мою последнюю беседу с Вырубовой она с большим волнением говорила об ужасном приеме, оказанном Николаю по возвращении.

     «Грубияны, они пускали табачный дым ему в лицо! - рассказывала она. Один из солдат схватил его за руку и тянул в одну сторону, а другие держали за другую, и тянули в противоположном направлении. Над ним глумились, смеялись над его возмущением и болью. Он не мог сдерживать своего горя и, когда остался, наконец, только с семьей и близкими друзьями, плакал. Мы все горевали с ним, все, кто любил его».
     К чести Керенского и министров, надо сказать, что они никогда не соглашались на то, чтобы Император был помещен в застенки, или чтобы ему угрожали другим образом. Он жил привычной жизнью все время, пока оставался в Царском Селе, то есть до 1 августа по русскому стилю, или до 13 по европейскому.
     Большинство слуг остались в доме, и Романовы наслаждались свободой своего дома и обществом друзей, так как ни одному члену семьи не позволялось покидать территорию дворца без уважительной причины, а сам дворец - без вооруженной охраны. Им не разрешали звонить по телефону, а всю почту, которую они получали, прочитывал дежурный офицер.
     Вырубова рассказывала, что несмотря на все старания Керенского, царская семья постоянно страдала от мелких неприятностей, и это унижало и оскорбляло их, чего, собственно, и добивались их мучители. Иногда рано вечером во дворце выключали электричество, и здание погружалось в темноту. В некоторые дни члены семьи были лишены возможности принять ванну, потому что отключали воду. Охранники нередко были грубы, и открыто злорадствовали над теми, кого охраняли.
     Нельзя сказать, что Керенский был во всем этом виноват, но, безусловно, благодаря ему Императрица была лишена общества своего самого близкого друга - Анны Вырубовой. Я уже говорила Вам, что Вырубову арестовали, и, больную корью, поместили в камеру в Петропавловской крепости. Бедная больная женщина испытывала глубокое унижение и невыносимые страдания в этой сырой, вонючей камере. За ней круглосуточно наблюдали солдаты, она не могла в одиночестве даже одеться или принять ванну.
     Она была очень слаба, как я уже говорила, и однажды поскользнулась на скользком полу, упала, и долго не могла подняться, а охранники стояли и смеялись над ее попытками дотянуться до кровати.

     «За время моего заключения моей матери дважды позволили прийти навестить меня, - сказала она мне. Но говорить с ней я могла только через широкий стол в комнате управляющего крепости и в присутствии охраны».
     Подруга Вырубовой рассказала еще более ужасную историю о ее заточении. Несколько раз к ее отцу приходили и заставляли его давать большие суммы денег, чтобы его дочь не пострадала от рук охранников и не была обесчещена. Он платил этим вымогателям. Он должен был платить. В России не было власти, к которой он мог бы обратиться за помощью, сам Керенский не смог бы предотвратить убийство или насилие над слабой женщиной в Петропавловской крепости.
     Она избежала того последнего оскорбления, которое мужчина может нанести женщине, и правительство, безуспешно пытавшееся навязать Вырубовой обвинения в измене, освободило ее под постоянное наблюдение военных, но не удовлетворило просьбу Императрицы позволить своей подруге снова вернуться в Царское Село.
     Когда прошел первый ошеломляющий шок, Царская Семья, никогда не верившая в возможность собственного свержения, приняла свою судьбу со спокойным достоинством. Император стал просто наставником обожаемого сына, а Императрица стала постоянным спутником своих дочерей.
     Когда пришла весна, они всей семьей сажали сад. Тысячи солдат из Царского Села и тысячи простых людей из Петрограда совершали целые паломничества ко дворцу, чтобы через высокие прутья забора посмотреть, как бывший царь рыхлит землю, а бывший наследник с сестрами сажает и окучивает картошку. Бывшая императрица обычно с улыбкой наблюдала за ними, сидя в инвалидном кресле или в повозке с пони, т.к. ее здоровье было к тому времени довольно слабым.
     Конечно, товарищи, или, по крайней мере, экстремистски настроенные члены Совета народных депутатов отрицали саму возможность уважительного отношения к находящимся в заключении членам царской семьи. Они постоянно выступали с предложениями отправить царскую семью в какую-нибудь крепость в Кронштадте, или в Петропавловскую.
     Время от времени газеты публиковали какую-нибудь резолюцию, выпущенную комитетом советов в Петрограде или в Царском, или в более удаленном городе. Из Хельсинки приходило распоряжение, сообщающее, что группа из трех человек, размещающаяся где-то в окрестностях, издала гневные резолюции с требованиями передать царя на милость головорезов Кронштадта.
     Экипаж круизного лайнера Гангут продолжил эту запись следующим образом: «Мы уже в третий раз выражаем таким способом свое мнение по этому вопросу, и мы не шутим. Это наше последнее слово. Дальше мы будем применять силу».
     Однако, правительство игнорировало эти завуалированные заявления и прямые угрозы. Вполне вероятно, что решение, в конце концов, выслать Николая с семьей в Сибирь пришло в результате давления, оказанного на некоторых представителей советской власти. Временное правительство решило в любом случае в июле отправить семью в одно из самых глухих мест России, город Тобольск в восточной Сибири. Это решение держалось в абсолютном секрете, по крайне мере так считали свергнутый император и простой народ.
     За несколько дней до отъезда Романовых один из большевиков устроил митинг, я думаю, в Царском, по поводу того, какими удобствами и удовольствиями была украшена жизнь царской семьи. «Мы едим черный хлеб, а они - булки, - жаловался темпераментный оратор. - Мы пьем холодную воду, а Николай - вино. Моя жена ходит пешком, а его ездит в экипаже. Где же в этом справедливость?».
     Звучит как повторение одной из речей, направленной против того, чтобы позволить Людовику XVI остаться в Тюильри, не правда ли? Многое изменилось со времен французской революции, а человеческая природа осталась такой же завистливой и мелочной, как и тогда.
     Газеты написали о переезде, когда Романовы уже были в дороге в Сибирь. Об этом, конечно, знали многие, эта новость возбужденно передавалась из уст в уста прямо с того момента, как поезд отправился с вокзала в Царском Селе. Тщательно проверенная цензурой статья была опубликована в газетах от 3 августа (16 по старому стилю). Если быть точным, то, насколько я знаю, за три недели до отъезда гарнизон Царского Села знал, или, по крайней мере, подозревал, что что-то должно произойти с пленниками.
     За два дня до отъезда в тюрьму пришел Керенский и попросил солдат выбрать из своих рядов самых надежных и заслуживающих доверия. Он объяснил, что такие люди нужны для особо ответственного задания. Выбраны были 384 человека, по восемь из сорока восьми полковых подразделений. Керенский появился в бараке 31 июля (12 августа), созвал отобранных людей и объявил, что заданием для них будет сопроводить в ссылку в Сибирь человека, который был их императором.
     Царской семье ее дальнейшая судьба была известна заранее, но когда именно они об этом узнали - неизвестно. Керенский сообщил им об этом, и я думаю, он сделал это аккуратно и тактично. Однако он отказался сообщить им какую либо информацию о месте назначения.
     Духовник царской семьи отслужил службу для отправляющихся в путешествие 30 июля (11 августа). После службы они отправились упаковывать чемоданы, отбирать вещи, которые возьмут с собой - одежда, безделушки, меха, личные вещи, книги, иконы, ковры и все остальное, что было необходимо, чтобы как-то обустроить их ссылку и оставить им воспоминания о былых днях. Говорят, что ни Николай, ни Александра не спали в ночь перед отъездом, а, взявшись за руки, ходили по дворцу, из комнаты в комнату, молчаливо прощаясь с домом.
     Еще многие в Царском Селе не спали в ту ночь: Весь гарнизон бодрствовал, улицы маленького живописного городка были полны народа. В три часа ночи к дворцу подъехали машины, и люди, находившиеся поблизости, могли наблюдать за тем, как грузят чемоданы и коробки.
     В шесть часов поезд медленно отправился к вокзалу Царского Села. Станция была оцеплена солдатами, военные прошли маршем и огородили обе стороны улицы от дворца до станции, у каждого солдата на поясе было шестьдесят лент патронташа.
     У всех, кто видел отъезд, остались разные воспоминания об этом событии, различия были в деталях, ведь нельзя найти двух людей, которые видят одно событие совершенно одинаково.
     Однако, все наблюдавшие соглашаются в одном: Николай вышел из дворца и прошел до машины спокойно, как человек, который собирался поехать на приятную прогулку, так же вела себя и Александра. Она шла без посторонней помощи, очевидно, поправив пошатнувшееся здоровье. Бывший царевич, одетый в матросский костюмчик и шапочку, вприпрыжку бежал перед родителями, предвкушая путешествие, и княжны тоже появились в хорошем настроении. Они были красивыми, люди сочувственно замечали, что после их болезни в феврале им обрезали роскошные волосы.
     Некоторые очевидцы утверждают, что до станции царь ехал один, другие уверены, что Керенский сопровождал его в машине, третьи - что вся семья ехала вместе. Кто-то говорит, что Николай был одет в форму российского офицера, другие отметили серый костюм. Некоторым он показался подавленным и испуганным, кому-то – беззаботным и хладнокровным.
     Одни заметили слезы в его глазах, когда он садился в поезд, другие восхищались спокойствием, с каким он пожал руки членам Временного правительства, стоявшим на платформе. До сегодняшнего дня мы не знаем, добровольно ли Людовик XVI взошел на эшафот, или сопротивлялся палачу, хотя несколько тысяч французов видели казнь.
     Говорят, что император покидал Царское Село, думая, что едет в Ливадию, прекрасное имение в Крыму, по которому он тосковал после своего отречения. Представляю, как он был шокирован, узнав, кто направляется к одному из самых унылых и глухих мест в Сибири.
     Говорят, что перед отправлением император спросил провожавшего их Керенского, позволено ли им будет еще когда-нибудь вернуться в Царское Село. Если это правда, то ответ Керенского был весьма уклончивым, потому что Николай говорил кому-то из своей свиты (во всяком случае есть такое мнение), что собирается вернуться после войны.
     А императрица невесело улыбнулась при известии, что едут они в Тобольск, и сказала: «Хорошо, что мы увидим Тобольск. Это место вызывает дорогие сердцу чувства». Как потом все вспомнят, Тобольск или его окрестности были одним из мест, где в молодости жил Распутин. Французские аристократки шли на гильотину с теми же словами на устах, последний вызов толпе.
     «Почему в этом поезде так много солдат?» - спросила одна из молодых великих княжон. Для нее было привычно, что ее всегда сопровождает охрана, но такое большое количество людей вызвало ее удивление. Все дети знали, что едут в ссылку. У них у всех был выбор - ехать с родителями или остаться с другими родственниками. И заявление, сделанное Вырубовой, что семейные привязанности были очень сильны в доме Романовых, основывается на том факте, что все дети однозначно решили ехать туда, куда отправляли их родителей.
     С императрицей ехала мадам Нарышкина, одна из самых преданных фрейлин императрицы. Временное правительство не позволило Вырубовой сопровождать Александру, подругам даже не разрешили попрощаться.
     С императором позволили поехать князю Долгорукому. Детям оставили гувернантку, и мальчику учителя. Семью сопровождали двенадцать слуг.
     В зависимости от глубины натуры и понимания происходящего каждый чувствует определенную жалость к бывшему российскому императору или злорадствует по поводу его бедственного положения. Его должны были сослать, и, возможно, Сибирь была самым подходящим местом для ссылки. Однако в Сибири много климатических поясов, там есть огромное количество мест, из которых можно выбрать одно, и многие считают, что Временное правительство могло проявить чуть больше гуманности в выборе места ссылки для Николая и его семьи.
     Какими бы ни были его промахи, это было только его наказание, а пятеро его детей никогда никому не причинили зла, они такого не заслужили. Считалось, тем не менее, что каждый час, который они проведут в Тобольске, будет для них наказанием, и часов этих будет немного, очень вероятно, что все они умрут, не вынеся такого.
     Тобольск - город, насчитывающий около двадцати пяти тысяч жителей. Он расположен на реке Иртыш, небольшой и медленной, которая собирает или частично собирает воды самого большого болота восточной Сибири. Город построен на болоте, говорят, что таких огромных и злых комаров, как там, не встретишь больше нигде в мире. Болотистые леса, раскинувшиеся на многие мили вокруг города и вдоль реки, наполнены малярийными миазмами. До ближайшей железной дороги триста верст. Зимой, которая длится там восемь месяцев в году, это место отрезано от мира. Оно так же далеко от цивилизации, как Луна. Временное правительство объясняет тот факт, что выбор пал на Тобольск, необходимостью в удаленности места ссылки…

     Перевод интервью выполнила Ольга Шкута.


Источник:
«Верная Богу, Царю и Отечеству». Автор составитель Ю.Рассулин. СПб, 2005.