ОБЩЕСТВО ПАМЯТИ СВЯТЫХ ЦАРСТВЕННЫХ МУЧЕНИКОВ И АННЫ ТАНЕЕВОЙ В ФИНЛЯНДИИ RY.

ЦАРЬ ‒ ЭТО СИМВОЛ РОССИИ, РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА! КОНТАКТЫ

PYHÄT KEISARILLISET MARTTYYRIT JA ANNA TANEEVA SUOMESSA MUISTOYHDISTYS RY.

HOME PAGE KOTISIVU КОНТАКТЫ YHTEYSTIEDOT ЦАРСКАЯ СЕМЬЯ TSAARIPERHE АННА АЛЕКСАНДРОВНА ТАНЕЕВА ANNA ALEKSANDROVNA TANEEVA ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ TOIMINTAA СТАТЬИ ARTIKKELIT ФИНЛЯНДИЯ SUOMI СТИХИ, BЫСКАЗЫВАНИЯ RUNOJA, LAUSUNTAA КНИГИ KIRJOJA ФИЛЬМЫ FILMEJÄ НА ФОТОГАЛЕРЕЮ KUVAGALLERIAAN ОБЪЯВЛЕНИЯ ILMOITUKSIA

«ВОСПОМИНАНИЯ ДАЛЁКОГО БЫЛОГО» - Знакомство Маннергейма с Анной Танеевой (Вырубовой). Жизнь Танеевой в Выборге. Поездка в дни советско-финской войны в Швецию. Встреча Маннергейма с Анной и их переписка. Последние тяжёлые годы жизни Анны в Финляндии. В первых числах июня 1940 года секретарь сообщила маршалу Маннергейму, что ей несколько раз звонила дама, которая назвала себя Танеевой и сказала, что давно его знает. Она просила о встрече. В 1908 году полковник барон Густав Маннергейм, только что вернувшийся из своего Азиатского похода, в Царском Селе был представлен Танеевой. Она как-то неожиданно появилась на дворцовых приёмах, заменив в 1905 году заболевшую свитскую фрейлину Императрицы княгиню Орбелиани. Затем началась её печально знаменитая история «посредницы» между Григорием Распутиным и Царской Семьёй. Александр Блок в своей книге «Последние дни Императорской власти» (1921г.) так характеризовал Анну Вырубову: «Наивная, преданная и несчастливая подруга Императрицы, иногда судившая Царя «своей простотой ума», покорная Распутину, «фонограф его слов и внушений». Приезжая в Царское Село, генерал Густав Маннергейм несколько раз был гостем Анны Александровны Танеевой в её маленьком, скромном домике на углу Средней и Церковной улиц, примерно в 200 шагах от Императорского дворца. В комнатах этого домика Николай II встречался с многими людьми, которых не мог принять официально во дворце. В январе 1909 года среди них был и Маннергейм перед отъездом в Польшу. Анна Танеева, принимая гостей, очаровывала их своим благородным лицом с румянцем на щеках и большими ясными и обворожительными глазами. Она не была похожа на вампира, как позднее её изображали в романах. Последний раз в России Густав встречался и беседовал с Анной в феврале 1917 года в Царском Селе, встретив её в Александровском дворце. В конце декабря 1917 года в Петрограде графиня Елизавета Шувалова рассказала Маннергейму о трагедии Царской Семьи, вспомнив Вырубову, узницу Трубецкого бастиона Петропавловской крепости и камеры одноэтажного каменного здания, справа от собора, крепости Свеаборг. Большой неожиданностью для генерала от кавалерии барона Маннергейма была красивая русская рождественская открытка, которую 23 декабря 1920 года ему передал адъютант. Милый и немного фривольный текст, принятый при Дворе, завершала подпись: Анна Танеефф, Ваасанкату, 13, Виипури. Генерал сразу ответил Анне обычным письмом, не используя, как он начал делать позднее, свои официальные бланки. Он по-французски писал Танеевой: «Дорогая мадам, меня очень обрадовало, что Вы вырвались из революционного петроградского ада и живёте в семье благородных людей Акутиных, которых я хорошо знаю». Однако в письме Маннергейма не было даже намёка на встречу или какие-нибудь контакты. В архиве Густава Маннергейма в Национальном архиве Финляндии хранится очень много писем русских людей, адресованных маршалу. Среди них немало писем от женщин, которые в основном вспоминали былое: «Я Вас встречала в Варшаве... Я встречалась с Вами в нашем театре... Я надеюсь, Вы помните дом Мятлевых на углу Исаакиевской площади и Почтамтской улицы... В былые годы мы с Вами часто встречались и танцевали...» Через «былое» все сразу переходили к конкретным просьбам. Одни скромно, намёками, а другие даже дерзко. Как, например, некая бывшая воспитанница петербургского Екатерининского института, потребовавшая от Маннергейма 2500 финских марок на поездку к мужу в Ниццу. Капитан Г.Энкель, который готовил ответы Маннергейма многочисленным просительницам, постоянно оказывался в сложном положении. Маршал требовал, чтобы каждый текст имел законченную мысль и конкретный ответ, заставляя капитана учитывать все его пометки, особенно если он забывал писать букву «ять». Учтивый и тактичный человек, Маннергейм, читая женские «прошения», мгновенно воссоздавал картину события целиком, не упуская деталей. Воздерживаясь от быстрого ответа на «прошения», маршал иногда взрывался, когда видел нравоучения или требования. В черновик ответа на такие письма он обычно включал фразу: «Как Вы думаете, может ли главнокомандующий в дни войны отвечать на многочисленные письма и просьбы, а также вступать в полемику?» Такие письма от имени маршала подписывал Энкель. Поселившись в Выборге и помня крики матросов Свеаборгской крепости: «Пустим кровь Царской наперснице!», Анна Танеева избегала местного эмигрантского общества, они с матерью вели уединённый образ жизни. Круг знакомых, с которыми встречались, был ограничен двумя-тремя семьями. Чтобы меньше видеть русских, в храм и в баню ходили в определённое время. Новости узнавали в кино и по радио. Газет и журналов не читали, знакомясь лишь с православной литературой. Жили за счёт материальной помощи знакомых и продажи ценных вещей, которые удалось вывезти из Петрограда. Собираясь в полный опасности путь через русско-финскую границу 15 декабря 1917 года (прим.: у Л.В.Власова ошибка, Анна с матерью перебрались через русско-финскую границу лишь в декабре 1920 года), Анна дала себе обет постричься в монахини, и это она выполнила. С большим трудом, с помощью матери и близких людей, Танеева добралась до острова Валаам. Здесь, среди чудесного леса и скал, заросших мхом, в маленькой церкви Смоленского скита иеросхимонах Ефрем (1862-1942), духовник монастырской братии, совершил тайный постриг Танеевой. Прожив около недели на Валааме в избушке отца Ефрема, рядом с гробом, в котором он спал, Анна с матерью покинули остров на пароходике «Сергий» и через Сортавалу вернулись в Хельсинки. Анна не могла остаться в монастыре, так как после железнодорожной катастрофы в 1915 году нуждалась в помощи и уходе. Без костылей и палки она ходить не могла. В 1923 году в городке Пори тиражом 500 экземпляров выходит книга Танеевой «Воспоминания о русском Дворе и революции». В апреле 1926 года выборгские друзья Анны показали ей некролог, опубликованный в журнале «Прожектор» (№ 6, март, 1926) издательства газеты «Правда». На 30-й странице под портретом Танеевой было напечатано: «На снимке справа портрет скончавшейся Анны Вырубовой, личного друга Александры Фёдоровны, одной из самых ярых поклонниц Григория Распутина. С именем Вырубовой связаны последние, самые мрачные годы царизма. Во дворце она играла крупнейшую роль и вместе с Распутиным правила государством. Протопопов был её ставленником, многие назначения проходили при её помощи». Узнав из советской прессы о смерти Танеевой, рижское издательство «Ориент» (Рига, Театральная улица, 9) в 1928 году выпускает, не интересуясь наследниками автора, книгу «Фрейлина Её Величества. Интимный дневник и воспоминания А.Вырубовой». Не желая отставать от «Ориента», ленинградский журнал «Минувшие дни» - приложение к вечернему выпуску «Красной газеты», начинает печатать литературную мистификацию «Дневник Анны Вырубовой». Литературную часть дела за Анну Александровну выполнили А.Н.Толстой и П.Е.Щеголев. В июле 1930 года и в середине августа 1931 года, когда генерал Густав Маннергейм приезжал в Выборг, Анна пыталась встретиться с ним. Однако попытки были неудачными. В 1930 году сразу по приезде генерал заболел и вернулся в Хельсинки, а в 1931 году Танееву просто не пустили в дом губернатора, где жил Маннергейм, не обращая внимания на её доводы. Тридцатого марта 1937 года большое горе обрушилось на Анну – умирает мать, её друг и поддержка. Но – как чудо! – во время болезни матери она находит человека, который помогал ей и опекал до конца дней. Это была русская женщина Вера Запевалова. Она обещала больной Надежде Танеевой никогда не оставлять её дочь. Узнав о несчастье Анны, фельдмаршал Маннергейм прислал ей душевную телеграмму, в которой вспоминал встречи с её матерью в Петербурге. В 1938 году Анна Танеева начинает свои «полные», как она говорила, воспоминания «Страницы из моей жизни», и авторский аванс немного облегчил её жизнь, хотя книга в Финляндии ещё долго не видела света. В ноябре 1939 года, когда началась советско-финская война, Анна и Вера уехали в Швецию, где жили в пансионате около Стокгольма. Все расходы Танеевой взяла на себя шведская королева Луиза, племянница русской Императрицы. Она же установила Анне небольшую пожизненную пенсию. В марте 1940 года Анна и Вера вернулись в Хельсинки. В день встречи Анны Александровны Танеевой с фельдмаршалом Густавом Маннергеймом он послал за ней свою машину. С большим трудом, с помощью адъютанта Маннергейма, подруга русской Императрицы вошла в дом своего старого знакомого в Брюннспарке (прим.: по-фински – Кайвопуйсто). Почему «подруга русской Императрицы», а не фрейлина? Это связано с заявлением Александры Фёдоровны: «Я никогда не дам Анне место при дворе. Она моя подруга, и я хочу, чтобы она ею и оставалась». Однако Танеева считала себя фрейлиной и носила в своих каштановых волосах чёрную ленту – знак фрейлины. Фельдмаршал с присущим ему обаянием и гостеприимством встретил эту невысокую, тяжеловатую, сильно хромавшую женщину в тёмном платье. «Как время меняет людей! - подумал Маннергейм, – хотя и я уже не молодой, 73 года – это возраст. Правда, молодые девушки ещё заглядываются на меня, но им нравлюсь не я, а моё положение в стране». Анна скромно села в предложенное ей кресло, любезно согласилась выпить только чашечку кофе, от ликёра отказалась. Густав сел на диван у книжныхшкафов. Сразу, без вступления, по-французски, очень быстро Танеева начала рассказывать о своей жизни, как бы торопясь выложить всё, что накопилось в её душе. Этому способствовало июньское солнце, заливающее своим светом кабинет маршала. Свой рассказ Анна сопровождала детскими жестами пухлых рук и каким-то пришепетыванием. «Каша во рту» - говорила о ней Императрица. Вид у Танеевой был деланно-искренний. Глаза широко открыты, но непроницаемы. Рассказ шёл издалека. Вспомнив Царское Село, Анна поведала о последних, скорбных днях княгини Орбелиани и коснулась её девяти дневников, которые 6 марта 1917 года, по просьбе Императрицы, её подруга Лилли Ден сожгла в камине Красной гостиной Александровского дворца. Затем, как-то сразу перейдя на русский, Анна вспомнила революционный Петроград с грязными красными тряпками на домах. Заговорили о Керенском. Анна зло заметила: «Когда он в начале 1918 года «спасался» в Финляндии, почему-то Вы, Ваше высокопревосходительство, его не прихлопнули, видимо, пожалели за то, что он привёл к власти Ленина и Троцкого!» Эта фраза смутила Маннергейма, и он начал упорно рассматривать свои блестящие сапоги. Густав уже не слушал рассказ о смерти отца Танеевой 25 января 1918 года и о хаотичной жизни в Петрограде, когда вместо кофе варили овёс и рожь. Его не интересовали детали бегства Танеевой с матерью в Финляндию в шерстяных носках, которые на босы ноги Анны надел проводник-финн. И ещё о многом, с мелкими фактами и ненужными деталями. Фельдмаршал делал вид, что внимательно слушает эту 56-летнюю женщину, думая о том, почему она связала свои лучшие годы с ничтожным и заурядным Распутиным. Маннергейм несколько раз встречался в Царском Селе с 40-летним «старцем». Одна встреча в 1912 году хорошо запомнилась ему. Он и ещё несколько генералов и сановников ожидали в Александровском дворце приёма их Императором. В комнату ожидания, тихо открыв дверь, быстро вошёл невысокий человек с бородой и длинными волосами, одетый по-мужицки в чёрную поддевку. Это был Распутин. Все встали. Маннергейма поразила его жутковатая внешность, особенно стальные глаза на худом бледном лице. Они «простреливали» человека насквозь. Оглядев всех, Распутин нагнулся к Маннергейму, ткнул его в грудь пальцем и спросил: «Кто ты?» Получив ответ, сказал: «Ага, понятно» и быстро прошёл в кабинет Императора. В разговоре с Анной фельдмаршал, будто невзначай упомянул Распутина. Как только было названо это имя, Танеева, как в воду, бросилась в ложь: мол, старец не имел влияния на политику, он думал только о здоровье Наследника, главным для него был Бог. Она отключилась от внешнего мира, ориентируясь только на свои внутренние импульсы. Маннергейм много знал и читал о Распутине – хитром мужике, развратнике, священнике и дипломате, поэтому слова Анны ничего нового ему не говорили. Тактично сменив тему разговора и перейдя опять на французский, фельдмаршал поинтересовался племянником Анны, который учился в Англии. Вспомнил свои встречи с настоятелями Валаамского и Коневецкого монастырей, а также иеросхимонахом отцом Ефремом, с которым много говорили о Великом Князе Николае Николаевиче. Отец Ефрем показывал его письма из Франции. Слушая детский лепет Танеевой, Маннергейм подумал: «Жаль её – живую тень молодых лет, которая перешла из России в Финляндию, словно из одной пустоты в другую, ничего не знающая, неизменная и беззащитная». Подводя итог своему рассказу, Танеева начала жаловаться на трудности жизни в Финляндии, особенно на отношение к ней чиновников, чего не было в её милом Выборге, где сейчас хозяйничают ненавистные большевики и комиссары. Материальной помощи Анна не просила, но хотела иметь рекомендательное письмо Маннергейма. «В память о былом надо ей помочь, - думал фельдмаршал. – Моё письмо будет для неё нелишним, особенно сейчас, когда наши русофобы начали, как в 1919 году, делать из ненависти к России особую профессию». Рекомендательное письмо было быстро написано. Оно гласило: «Более тридцати лет зная госпожу Танееву, её уважаемых родителей и многих членов её семьи, прошу всех, кому придётся иметь дело с госпожой Танеевой, которая испытывает страдания из-за инвалидности в результате несчастья на железной дороге, относиться к ней с сочувствием и пониманием. Фельдмаршал Маннергейм. Хельсинки, 11 июня 1940 года». Это рекомендательное письмо Маннергейма, которое сейчас хранится в музее православной церкви в городе Куопио, очень помогло Анне в её сложной жизни, особенно в дни Второй мировой войны. Осень 1940 года Анна и Вера провели около города Куопио, затем вернулись в Хельсинки, где на улице Топелиуса, 29-В, недалеко от проспекта Маннергейма, получили на первом этаже небольшую двухкомнатную квартиру. Помогло рекомендательное письмо фельдмаршала. С этого времени начинается переписка Танеевой и Маннергейма, но в основном это были поздравления к праздникам. В день 75-летия фельдмаршала Анна направила ему в Миккели большое поздравительное письмо, полное петербургскими воспоминаниями. Любезный официальный ответ пришёл 11 июня 1942 года. В дни Второй мировой войны Анна и Вера жили замкнуто и бедно среди реликвий своего прошлого. Они никому не доверяли, были очень осторожны в знакомствах. Раз в неделю в квартире Танеевой проходили молитвенные собрания. После смерти в 1942 году в Новом Валааме иеросхимонаха отца Ефрема – духовника Анны, её духовным отцом стал молодой настоятель Михаил Казанко, которого она не любила. В сером подряснике, с украинским говорком, он был более похож на пчеловода, чем на монаха. Большую радость Танеевой доставляли письма из Нового Валаама от игумена Иоанна. В августе 1943 года Анна и Вера оказались на грани голода. Пенсия из Швеции не поступала. Финский Красный Крест в помощи отказал. Переборов свою гордость, Анна пишет любезное письмо Маннергейму и просит «хоть чем-нибудь помочь». Свой ответ он начинает с отказа: «Я сам не могу Вам помочь, имея много обязательств, из которых не могу вырваться... Я позвонил в Комитет женщин Финляндии (Красного Креста), где мне сказали, что они имеют небольшую сумму Ваших денег. Эта новость меня очень обрадовала...» Надо отметить, что широкая материальная помощь русским людям в 20-30 годах, которой так гордился Маннергейм, правда, вне Финляндии, постепенно прекратилась. Анна Танеева, узнав из газет, что после заключения перемирия в Финляндию приезжает много советских офицеров и партийных чиновников, очень испугалась. Ей было известно, как Сталин расправился с русскими белыми генералами, арестованными в европейских странах. Как и всем финнам, особый страх ей внушал Андрей Жданов и его зловещая роль в сталинских чистках. Танеева каждый день ждала появления в своей маленькой и убогой квартирке злобных коммунистов, прося у Бога избавить её от мучений, если здесь, в Хельсинки, повторятся ужасы революционного Петрограда. В 1946 году президент Финляндии Густав Маннергейм уходит в отставку и вновь, по мнению Анны, становится простым и доступным человеком. В начале апреля 1947 года, когда Анна и Вера несколько дней не могли купить хлеба, и за неуплату им грозило выселение из квартиры, Анна, в порыве отчаяния, обращается к Маннергейму с просьбой. Она умоляет его в память 37-летнего знакомства оказать ей и Вере «самую скромную финансовую помощь». 25 мая 1947 года приходит ответ от Маннергейма: «Дорогая мадам, я извиняюсь, что заставил Вас так долго ждать ответа, но я не хотел Вам писать, не наведя справок: могу ли я найти средства, чтобы помочь Вам. На это ушло больше времени, чем я думал, из-за некоторых срочных дел, которые по возвращении ждали меня. К сожалению, мои попытки не увенчались успехом, и я не могу помочь Вам. Я говорил Вам об этом несколько лет тому назад. С тех пор Вы могли сами, живя в стране, учитывая беспорядки, уменьшить свои требования до минимума. Примите, дорогая мадам, мои искренние сожаления, мои лучшие пожелания и заверения в моих чувствах и симпатиях к Вам. Маннергейм». Действительно ли бывший президент Финляндии был столь беден, что не мог выделить из собственных средств небольшую сумму денег Танеевой? Финансовые документы Маннергейма, хранящиеся в его архиве в Хельсинки, говорят о другом. Через семнадцать дней после того, как Танеева получила отказ, Маннергейм высылает дочерям в Лондон и Париж 200 тысяч франков. От голодной смерти Анну и Веру спасла помощь сердобольных русских и пенсия королевы Швеции, которая неожиданно стала снова поступать, даже с компенсацией за военные годы. До конца своих дней Анна Танеева мечтала вернуться в родной Петербург, надеясь, что «Господь приведёт её туда», но не привёл... Тридцатого июня 1964 года, находясь на даче, Анна заболела, её перевезли в Хельсинки, где 20 июля она скончалась, прожив лишь четыре дня после своего 80-летия. С трудом были найдены 50 марок для оплаты кладбищенского места № 234 в 27 квартале. В яркий солнечный день 23 июля 1964 года небольшая группа друзей и знакомых проводила в последний путь женщину, которая вошла в тёмную историю России. Слово прощения над её могилой произнёс протоиерей Михаил Крузин. Примечание: 14 ноября 1923г. – монашеский постриг в Смоленском скиту Валаамского монастыря с именем Мария, во имя Святой Равноапостольской Марии Магдалины. Материал из книги Л.В.Власова «Женщины в судьбе Маннергейма», С.Петербург, Фонд «Отечество» - 2005. Подготовил Олег Кудрявцев.