ОБЩЕСТВО ПАМЯТИ СВЯТЫХ ЦАРСТВЕННЫХ МУЧЕНИКОВ И АННЫ ТАНЕЕВОЙ В ФИНЛЯНДИИ RY.
|
ЦАРЬ ‒ ЭТО СИМВОЛ РОССИИ, РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА! КОНТАКТЫ |
PYHÄT KEISARILLISET MARTTYYRIT JA ANNA TANEEVA SUOMESSA MUISTOYHDISTYS RY.
|
|
А.А. ВЫРУБОВОЙ (3 ЧАСТЬ) П.: Государыня интересовалась какими-нибудь политическими вопросами: сменой министров, уходом министров? В.: Она - совсем нет. П.: Почему же люди, не имеющие никакого отношения и не интересующиеся политическими делами, а интересующиеся только молитвой и постом, находятся друг с другом в такой политического содержания переписке? В.: Я говорю, что он очень хорошо относился к Протопопову. П.: Но чем же это объясняется? В.: Именно тем, что он хотел ему хорошо сделать. П.: Хотел сделать через Вас и Александру Федоровну? В.: Через меня, главным образом, потому что к кому же он будет телеграфировать? П.: Значит, Вы интересовались этим вопросом? В.: Я говорю, что я не интересовaлась, но ко мне все лезли со всякими вопросами - это да. П.: Ну лезли, скажем, день, месяц, год, но тут лезли в течение целого ряда лет. В.: Ужас что такое! Я говорю, у меня вечно не было покоя от людей. Л.: И Вы передавали все эти бумаги и письма? В.: Обыкновенно нет. Что я могла? Какое-нибудь прошение несчастных... П.: Это дело Вашей совести, и эти дела комиссию не интересуют. Если бы интересовались благотворительностью, мы бы Вас не допрашивали. Нас интересует политическая и государственная сторона вопроса. Нам хочется выяснить вопрос о той некоторой роли политического характера, которую Вы играли, и о том вреде, который Вы, благодаря Распутину, принесли стране этим политическим влиянием. Вот какие вопросы нас интересуют. В.: Я говорю, что тысячи людей меня просили и передавали эти письма. Я думаю, Вы массу нашли телеграмм и писем. Со всех сторон были. П.: Вы знаете, что эти телеграммы, из которых я только одну огласил Вам, что они относятся как раз к тому времени, когда Государственная Дума была в борьбе с этим Протопоповым и требовала его смешения? А Распутин в этих телеграммах на Ваше имя настаивает на том, чтобы Вы и Александра Федоровна его поддерживали. В. Я знаю это. Вы думаете, только о нем одном просили? просили со всех сторон. П.: Но это просили не о детях, которых нужно накормить, не о вдове, которой нужно пенсию дать, а просили содействовать утверждению у власти министра вопреки настоянию народного представительства и народа. В.: Что же я могла сделать? Он меня просил. Я не передавала все. Так и лежало. П.: Вы, значит, не исполняли? В.: Не могла исполнять. Как же меня могли слушать? Неужели меня слушали бы? П.: Не только Вас, но и Распутина слушали. В.: Меня не слушали, во всяком случае, иначе бы я здесь не была. Вы не можете себе представить, как меня люди просили. П.: Мы интересуемся вопросом общественного и политического значения, и мы спрашиваем Вас ради выяснения истины, которая нужна для народа. В.: Я понимаю. Л.: Разве при таких серьезных обстоятельствах в круг ваших этических понятий не входит сказать правду, что Вы знаете? В.: Это правда. Я все время телеграммы получала, но какое действие они имели... П.: Вы не только получали телеграммы, но нам известно, что Вы делали по этим письмам и телеграммам. В.: Я их передавала. П.: Видите, теперь выходит, что Вы их передавали. В.: Все, что я получала, я передавала. Но эти телеграммы насчет Калинина я получила почему-то в Царском Селе, их в ставке удержали. П.: Я буду говорить не о телеграммах, а о письмах. «Многоуважаемая Анна Александровна. Все, что нужно было сообщить Вам, многоуважаемая Анна Александровна, и Ее Величеству Государыне Императрице по трем вопросам, я вчера поздно вечером сообщил дорогому нашему Григорию Ефимовичу. По этим вопросам он также говорил и очень хорошо понимает значение серьезного их разъяснения. Разрешение этих трех вопросов в желательном направлении принесет, несомненно, спокойствие при Дворе и в стране. Разрешить их надлежит задолго до созыва Государственной Думы, иначе она распространяет слухи, что все делается в России под давлением членов государственной Думы и особенно председателя. Такое самомнение Думы я нахожу излишним в самодержавном государстве... В этом же духе я пишу Ее Величеству, так как ее просил принять меня и выслушать — теперь этого не нужно, ибо Вы всегда можете видеть Григория Ефимовича, узнать от него и доложить Ее Величеству, если это найдете важным». Вы помните это письмо? Я читаю письмо от Бадмаева. В.: Откуда это письмо? У меня этого письма нет. П.: Вы его уничтожили, но Бадмаев оставил черновик, который не уничтожил. Так что Вы докладывали Ее Величеству по вопросам политической важности. Теперь дальше: «Глубоко благодарен Вам и Григорию Ефимовичу за Павла Григорьевича, которого дорогой наш Государь принял ласково и выслушал». Вы знаете, кто это — Павел Григорьевич? В.: Нет. П.: Курлов. В.: Противный человек, гадкий человек. П.: Может быть, он противный, но тем не менее за него Вам благодарны, что Павла Григорьевича принял государь. Это письмо от 9 сентября 1916 г. Кто эти два лица? В.: Это Бадмаев пишет? П.: Да, «Ее превосходительству Анне Александровне Танеевой». В.: Я не Танеева. П.: Ну, урожденная Танеева. Но кто эти два лица — Вы знаете. Я Вам скажу. Это — Александра Федоровна и государь император. В.: Я этого письма никогда не получала от Бадмаева, Это интересно. Во первых, я Бадмаева видела только раз в жизни, такой маленький старичок. П.: Вот документ, который Вы получили. Какое Вы имели отношение к тому, что Трепов, министр путей сообщения «плохо ведет свое дело, нужно его заменить другим человеком». В.: Никакого решительно отношения: П.: Тем не менее, у Вас найдена записка, которая посвящена именно этому вопросу. В.: Я говорю, что мне со всех сторон писали. П.: И Вы передавали по назначению? В.: Все, что получала, я передавала. П.: Значит, механически передавали? В.: Механически. П.: Вы были очень близки с императрицей. Разве была только механическая передача? Разве тут Вы сами не занимали ту или другую точку зрения? В.: Какую же я могла иметь точку зрения? Как меня могло интересовать это? П.: Вы знаете дело Манасевича-Мануйлова, который совершил преступление? В.: Отчаянный, гадкий человек. П.: И которого нужно было за это преступление судить, тем более, что он гадкий человек, как Вы говорите. А Вы принимали участие, чтобы его не судили. В.: Меня так просила какая-то дама, жена его, кажется. Валялась в ногах. Она передавала какие-то прошения. Больше ничего. П.: Вы передавали эти прошения? В.: Я всегда все прошения передавала. П.: Так что и это прошение передали. Вы знаете, что это прошение имело успех? В.: Его, кажется, осудили. П.: Его судили и осудили, но прошение имело успех в том смысле, что министр юстиции получил шифрованную телеграмму за подписью бывшего императора о том, чтобы этого человека не судили. Это после этого прошения, которое Вы передали. В.: Нет, тогда что-нибудь другое. Я не думаю. Потому что эта женщина приходила совсем незадолго, когда его судили. П.: Но Вы не помните, чтобы эта женщина приходила раньше, когда его не судили? В.: Я помню, это, может быть, было за месяц до того, когда меня взяли. Что приходила женщина и валялась у меня в ногах. П.: А того, что она приходила раньше, - это Вы не помните? В.: Во всяком случае, это было не через меня. Это было теперь. П.: А зачем Вам нужно было хлопотать против какого-то архиерея, потому что митрополит Питирим посылал Вам выдержку из газеты, направленную против этого епископа? В.: Я Вам говорю: мне вся Россия присылала всякие записки. П.: А Вы пересылали дальше? В.: Куда же было пересылать? У меня, вероятно, осталось это. П.: Нет, у Вас не осталось. Когда Вам Питирим прислал эту вырезку, то Вы написали письмо В.Н. Воейкову: «Посылаю Вам, милый Владимир Николаевич, послужной список епископа от митрополита и вырезку из газеты. Сердечный привет». В.: Что, он просит за него или как? П.: Да, Питирим прислал вырезку из газеты «Свет», что нужно уволить какого-то епископа. Вот и телеграмма на Ваше имя Распутина: «Скажите строжее Гусева жила в Царицине». В.: Это Гусева, которая его ранила в первый раз. Наверное, он просил, чтобы ее судили. П.: Чтобы ее построже держали. Что и исполнено. В.: Яне знаю, что сделали с этой женщиной. Кажется, она была выпушена. П.: А что Вы сделали по этому поводу? Тоже передали? В.: Кому же было передавать это? П.: Вероятно, Николаю Александровичу, бывшему императору, который, вероятно, передавал министру юстиции и министру внутренних дел по принадлежности, и это все исполнялось. В.: Кажется, не исполнялось, потому что эту женщину освободили. П.: Вы ошибаетесь, ее заключили в тюрьму, а потом в сумасшедший дом, и освободили ее только тогда, когда произошла революции. В.: Я не слыхала этого. Вы у меня, вероятно, массу нашли. Мне писали со всех сторон России. П.: Вы говорите, что Вы ни к чему никакого отношения не имели. Вот письмо: «Глубокоуважаемый Александр Дмитриевич. Меня просили Вам передать, что Вас не приглашают к завтраку, чтобы лишние любопытные не спрашивали и не рассматривали... Храни Вас Господь. Искренне Вас уважающая, А. Вырубова». В.: Это было в ставке, потому что был страшный скандал. П.: Почему скандал? В.: Потому что там было две партии. Одна была за него, а другая против. И тогда несколько людей не приглашали к завтраку, чтобы не делать особенного любопытства. П.: Вы были за него? В.: Я его почти не знала. П.: Ну как все-таки? В.: Никак не была. П.: А Александра Федоровна была за него или против? В.: Я думаю, что они оба были за него. Тогда мне, наверное, велели написать, чтобы они не обиделись. Нескольких министров не звали: его и еще кого-то, чтобы не возбуждать... П.: Передо мною записка на политическую тему за подписью Орлова. Вы знаете эту фамилию? Это председатель главного совета отечественного патриотического союза. В.: Я его лично не знаю. П.: Археолог. На тему о Государственной Думе, о политическом устройстве России. Здесь подпись очень интересная: «Я очень прошу дорогую Анну Александровну прочесть и доложить». Вот Вы говорите, что интересовались благотворительностью и религиозными вопросами, а политического характера записки зачем к Вам попадали? В.: Я там сидела при Дворе, и ко мне посылали, все время ко мне - и левые, и правые писали. П.: А Вы знаете, кто эту записку прислал? В.: Не знаю. П.: Протопопов. В.: Может быть. П.: Очень просит уважаемую Анну Александровну прочесть и доложитъ. Кому доложить? В.: Наверное, государю и государыне. Смиттен (С): Вы говорите, что к Вам и правые, и левые обращались? В.: Все обращались. С.: Не можете ли мне сказать, кто именно из левых к Вам обращался? В.: Ой, милый, право не могу сказать. И правые, и левые. Я говорю, что все ко мне, все, кто мог, обращались. П.: Вы Марию Головину знали? В.: Конечно. Она belle soeur моей сестры. П.: «Многоуважаемый и милый Александр Дмитриевич. Была сегодня в Царском у Анны Александровны, говорила ей, что хотела бы Вас видеть, чтобы подать одно письмо и другие дела — она также хочет, чтобы мы повидались, и вообще просила меня не прерывать моих отношений со всеми и не зарываться, а особенно с вами — нашим общим другом». Видите, Протопопов был ваш друг. Так Вы его считали? В.: Я не могла считать, я его мало знала. П.: Тем более лестно для него, что Вы его мало знaли и тем не менее считали его другом. В.: Он постоянно бывал у меня в лазарете. П.: А вот Бурдуков. Вы знаете Бурдукова? В.: Знаю. П.: Тут тоже длинное письмо на политическую тему. В.: Ах, да... П.: Вы передавали? В.: Если бы Вы знали, как они все мне надоедали! Бурдуков всегда всем надоедал. Он, кажется, нигде не состоял, но писем всем писал страшно много. П.: Вы с А.Н. Хвостовым были знакомы? В.: Он у меня два раза был. П.: Когда Вы познакомились с ним, по вашей инициативе или по его? В.: Вероятно, по его. Он у меня раз был с визитом и раз, кажется, обедал. П.: А Вы не помните, что Вы сами им заинтересовались как политическим деятелем, после речи его в Думе по немецкому вопросу? В.: Я заинтересовалась? П.: Не лично, а как политическим деятелем, и просили привезти Хвостова к вам. И Хвостов к Вам приехал. В.: Я скажу. Это не Хвостов, это был такой ужасный князь Андронников, который ко всем лез, и он мне его привез. Это я помню. П.: Ну, может быть, через князя Андронникова. Что же Вы сделали? Вы говорили с Хвостовым? В.: Я помню Андронникова. Я не знаю, знаете ли Вы его. Он ко всем министрам лез, и ко мне лез, всякие конфекты присылал. Отчаянный тип. Этот Андронников и привез мне Хвостова. П.: И Вы устроили Хвостову свидание с императором и императрицей. В.: Я не могла устроить. Вероятно, он сам устроил. Я так предполагаю. Потому что я его совсем не знала. Я помню, что Андронников его привез и страшно его рекомендовал. П.: Если, Андронников такой отчаянный человек и такой Хвостов, Вы бы просто их не приняли. В.: Нет, я Андронникова приняла. Я его боялась; он отвратительный тип; он все время страшно врал. П.: А это большой недостаток — врать? В.: Очень большой. П.: Я с Вами согласен. В.: Он мне и привез этого толстого Хвостова. Источник: «Верная Богу, Царю и Отечеству». Автор составитель Ю.Рассулин. СПб, 2005. |