ОБЩЕСТВО ПАМЯТИ СВЯТЫХ ЦАРСТВЕННЫХ МУЧЕНИКОВ И АННЫ ТАНЕЕВОЙ В ФИНЛЯНДИИ RY.
Tsaariperhe

TSAARI NIKOLAI II ja ALEKSANDRA
ЦАРЬ ‒ ЭТО СИМВОЛ РОССИИ, РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА!






КОНТАКТЫ
PYHÄT KEISARILLISET MARTTYYRIT JA ANNA TANEEVA SUOMESSA MUISTOYHDISTYS RY.
Anna_ja_perhe





СТЕНОГРАФИЧЕСКИЙ ОТЧЕТ ДОПРОСА БЫВШЕЙ ФРЕЙЛИНЫ А.А. ВЫРУБОВОЙ

(2 ЧАСТЬ)


П.: Вы были в переписке с Распутиным? Вы писали ему, он писал Вам?
В.: Нет. Потому что он был ведь безграмотен. Так что если писал, то только телеграммы.
П.: Но Вы ему писали. Не потому, что он был безграмотен?
В.: Писем, безусловно, я ему не писала. Потому что - что же писать письма: он их не читал, давал посторонним, что не особенно приятно.
П.: Но, а он вам писал?
В.: Телеграммы. Да я говорю, что у меня так: если когда болезнь бывaла сестры, или брата, или моя, я писала ему телеграммы, чтобы он помолился. Или если что-нибудь особенное в семье, тогда я ему писала и получала от¬веты от него, телеграммы. Телеграммы эти должно быть я все бросила.
П.: Чего же касались эти телеграммы?
В.: Ведь я вам говорю: я очень часто просила о сестре, о брате, о каком-нибудь больном. Меня даже просили просить его помолиться.
П.: Чем же Вы его считали: пророком, святым, Богом? Чем же Вы его считали?
В.: Нет, не Богом, не пророком, не святым. А вот считала, и отец Иоанн считал, что он, как странник, может помолиться.
П.: То есть Вы относились к нему как к обыкновенному страннику?
В.: Да, знаете, как у нас в деревне. Я нескольких таких видела. Кормили их, просили их помолиться.
П.: Вы утверждаете, что Распутин в вашей жизни не играл никакой роли?
В.: Никакой особенной роли не играл.
П.: Что значит — особенная или не особенная? В Вашей духовной жизни Распутин не играл никакой роли?
В.: В духовной жизни?
П.: В смысле веры Вашей, Ваших взглядов.
В.: В смысле веры моей — никакой решительно.
П.: А в жизни царской семьи?
В.: В их жизни... Какую же роль играл он? Они так же верили ему, как отцу Иоанну Кронштадтскому, именно: они страшно ему верили, что он может помолиться. Я сама верила, и вся наша семья верила, и когда у них, горе было, так всегда, во всяком горе, когда, например, наследник был болен, обращались к нему с просьбой помолиться.
П.: А Ваши отношения с ним и отношения б. императора и императрицы с ним, они касались только того — помолиться, и больше ничего?
В.: Да, и когда был болен кто-нибудь, она, например, — сейчас же просили его помолиться, когда что-нибудь мучило их, он успокаивал их всегда.
П.: А вмешательство Распутина в политическую жизнь страны и разрешение государственных вопросов. Что Вам известно об этом?
В.: Вмешивался ли он в это? По-моему, нет.
П.: Уж не по Вашему, а по действительному будем говорить. Вмешивался ли он или не вмешивался, это факт внешней действительной жизни, который не мог быть Вам неизвестен.
В.: Нет, безусловно, нет, я никогда не видела. У него бывала масса народу, которые просили у него по многим делам. По крайней мере, что я знаю, — нет. К нему ездили, я не была там, все время бывaли у него какие-нибудь такие господа. Я знаю, что масса разного народа просили его.
П.: Нет, это по благотворительной части. Нет, а по делам министров, чтобы назначить того или другого?
В.: Это, безусловно, нет. Весь дворец это на меня валял [так в документе — Ю. Р.], говорили очень много. Но, безусловно, за 12 лет, я, кроме горя и мучения, не имела ничего больше. На меня валяли безусловно все.
П.: Вы говорите, что религия не имела никакого отношения в Вашей жизни, а Распутин имел очень много отношения в Вашей жизни, но вот, вероятно, ваша тетрадочка, это Вы писали? (показывает)
В.: Да, я писала.
П.: Вот, я оглашаю тетрадь N 1 из документов. Молитва Гр. Еф. Это, вероятно, Распутин?
В. Да.
П. (читает): «Господи, Ты Сам выбрал, и нас выбрал из глубины греховной в чертог Твой вечный живота», — но какое отношение имели к православию — Вы говорите, что вы православная — Гр. Еф. и его молитва?
В.: Ведь всякий человек может составлять молитвы по своему желанию.
П.: А Вы знали, что этот Распутин был развратный и скверный человек?
В.: Это все говорили, но я лично этого никогда не видела.
П.: Ведь, это говорили все, от самого большого до самого маленького.
В.: Да, все.
П.: Как Вы относились к этому?
В.: Да, я лично никогда ничего не видела, может быть, он при мне боялся, знал, что я близко стою от Двора, но я лично ничего не видела. Являлись тысячи народа, масса прошений, но я никогда ничего не видела. Во-первых, Вы же знаете, ведь он был старый человек, ведь никакая женщина бы не согласилась любить его, ведь он старый человек... Сколько же ему было? 50 лет, я думаю.
П.: Вот эта тетрадка. Полна разных записей, на какие-то мистические темы... «Дивный Бог», «всегда ваша благодать»...
В.: Да, я его всегда массу записывaла.
П.: Так вот, я Вас спрашиваю, это религиозное политическое начало играло в Вашей жизни известную роль, Вы были охвачены этим мистическим настроением?
В.: Да, я всегда искала. Что слышала - массу записывала из книг, из того, что он говорил, я очень много записывала.
П.: Но не свидетельствует ли это о том, что Вы имели интерес исключительный к нему?
В.: Исключительный к нему? Нет. Ко всем, кто говорил что-нибудь.
П.: Позвольте, ведь в вашей тетрадке есть записи только о нем, а не о других. А ведь Вы встречали, наверно, не только одного Григория Распутина?
В.: Да, конечно, я многих встречала.
П.: Да, но почему нет других?
В.: Да он не писал, а говорил, и его записывaли, потому что он был неграмотный.
П.: Но почему Вы его только записывали, а не других?
В.: Потому что у других существуют сочинения, книги разных авторов. А так как он был неграмотен и не писал, то я ему писала очень много, и другие, и все ему писали.
П.: Вот у Вас записана телеграмма Распутина, из Покровского: «Ваш ему недоволен или мне я им не нуждаюсь, мaленькой немного похворает - ничего будет легче», это что такое?
В.: Это я не знаю, это старое.
П. (читает): «Маленькой немного похворает ничего будет легче»...
В.: «Маленькой» - это, наверное, Наследник, потому что он очень часто болел, особенно ногой. Они всегда просили его помолиться.
П.: «Отец ничего».
В.: Это, вероятно, мой отец, я просила помолиться.
П.: «О докладе не беспокойтесь».
В.: Это, наверное, я об отце просила что-то. Это, наверное, очень старая тетрадка, посмотрите, в каком году?
П.: А более нового у Вас нет ничего?
В.: Нет.
П.: Вы все сожгли. Почему же вы сожгли целый ряд документов?
В.: Я почти ничего не сожгла.
П.: Почти?
В.: Да, я только сожгла несколько последних писем императрицы, потому что я не хотела, чтобы они попали в посторонние руки. Когда захватили меня, я сожгла несколько писем, но, кажется, у меня еще там ведь осталось все в домике. Делали там обыск. Я была больна. Не знаю, нашли что-нибудь или нет. А эта тетрадка не помню, какого года?
П.: А по этой тетрадке Вы не можете увидеть, какой это год?
В.: Я полагаю, что это самый первый год, это давно.
П.: А все-таки... «Поручает мою хорошую Веру»... Кто эта Вера?
В.: Правда, не помню совсем, если бы я могла Вам сказать, я даже не помню, что у меня такая тетрадка была.
П.: «... Рачко Бог знай, а Родзянко пусть судит Бог»... Откуда же Родзянко? Ведь странники Родзянко - это ведь странник какой-то особенный, который немного и политикой занимался.
В.: Да, говорят, что он занимался политикой, но он мне никогда не говорил лично о политике.
П.: А Вы сами политикой никогда не занимались?
В.: А зачем мне было заниматься политикой?
П.: Как зачем? Вы никогда не устраивали министров, не проводили доклада?
В.: Нет.
П.: Но императрицу сводили с министрами, чтобы дать возможность свидания?
В.: Я даю честное слово, что никогда ничего подобного.
П.: Вы лучше честного слова не давайте.
В.: Зачем же мне министров сводить, ведь я же их не знала совершенно?
П.: Но, а Протопопова, Штюрмера?
В.: Штюрмера не знала, Протопопова я впервые видела, когда он уже был министром давно.
П.: А вы не можете объяснить это место телеграммы: «А Родзянко пусть судит Бог»...
В.: Нет, не знаю, за что он судит, может быть, он просил что-нибудь?
П.: «Благословляю и целую тебя», - разве Вы позволяли ему целовать себя?
В.: Да, у него был такой обычай. Когда я пошла к Милице Николаевне, она мне объяснила, что он всех целует три раза. Она сама подошла к нему, он поцеловал ее и всех тогда, целовал три раза, христосовался.
П.: А Вы не замечали в этом страннике никаких особенностей? Что он, может быть, не три раза целовался, а много больше, и не только христосовался, а может быть, немного больше?...
В.: При мне - никогда, я ничего не видела. Он был стар и очень такой не аппетитный, так что я не знаю.
П.: Вот он Вам телеграфировал, Вы не отрицаете, что эта телеграмма его?
В.: Вероятно, да.
П.: Но нет, будем говорить наверно, пожалуйста, посмотрите (показывает телеграмму). Это его телеграмма?
В.: Да.
П.: А тетрадка Ваша, к какому году она относится?
В.: Вероятно, к 1907 или 1908, потому что я потом ничего не писала никогда.
П.: «Поцелуй Всех», -ч то это значит?
В.: Всем привет передавал.
П.: (читает телеграмму): «Духом радостно молимся отрадно всех вся тяжестей не надо не забудьте владыке за гу¬лянку по Костроме всем дайте пусть и он носит просто напишите премудрости скоро увидимся. Тобольск Тоболяне». Что это значит - просит не забыть «владыке за гулянку по Костроме»?
В.: Может быть, что-нибудь про Варнаву?
П.: Он телеграфирует, чтобы «за гулянку по Костроме». Не относится ли это к 1913 году? Может быть, это владыке не дали какую-нибудь награду?
В.: Вероятно, Варнаве. Я не помню.
П.: Затем: «Напишите премудрости». Кто назывался «премудрость»?
В.: Премудрость?
П.: Вероятно, Николай Александрович?
В.: Нет, подождите. «Премудростью», кажется, называли обер-прокурора, нет?
П.: Нет, Вы ошибаетесь. Так что Вы говорите, что Ваши отношения с министрами были отношениями внешней вежливости. Т.е. они вам, как фрейлине и как близкому человеку к семье императора, наносили
визит?
В.: Да, безусловно, они ездили.
П.: И ни в каких отношениях с ними по поводу дел государственных или политической важности не были?
В.: Никогда.
П.: Вы утверждаете, что Распутин никогда ни в какие дела не вмешивался?
В.: Я говорю, что он, безусловно, не вмешивался. Мне говорили, что Протопопов ездил к нему.
П.: И не только при Вас, но через Вас делал дела.
В.: Что он через меня что-нибудь делал?
П.: Вы это отрицаете?
В.: Я никогда никаких вещей не делала. Может быть, когда он бывал у них, у царей, может быть, он говорил с ними что-нибудь, потому что Протопопов и Штюрмер бывали и прокурор бывал у него.
П.: Вы говорите - это старые телеграммы. Вот я беру новую телеграмму от 2 ноября 1916 года из Петрограда: «Срочно Вырубовой Поезд Ея Величества Ставка главнокомандующего. Калинин пускай пробудет только сутки». Кто это Калинин?
В.: Кого он называл Калининым? Кого-то из этих господ. Кажется, Протопопова называл Кaлининым.
П.: Это не кажется, а наверное. Итак, дело идет о Протопопове. «Калинин пускай пробудет только сутки, более зависть будет хуже. Пошлите куда-нибудь на неделю побыть. Так долго в одних гостях только нельзя и те пока
успокоятся. Не задерживайте его никак дольше». Эта телеграмма послана Вам от кого?
В.: От Распутина. Между прочим, эти телеграммы мне не были переданы в ставку, я их получила здесь. Почему они мне не были переданы, мне неизвестно.
П.: Когда Вы получили?
В.: Когда мы вернулись обратно. Вероятно, они были задержаны.
П.: Во всяком случае, он писал, и писал так, чтобы Вы понимали. Значит «Калинин-Протопопов - пускай будет только сутки». Какое Вам дело до того, сколько времени Протопопов должен пробыть в ставке?
В.: Никакого дела.
П.: Почему этот Распутин, который тоже, по Вашим словам, не имел отношения к политическим делам, почему он к Вам пишет?
В.: Он очень хорошо относился к Протопопову.
П.: Вы знаете, что он через Вас его в министры поставил?
В.: Это, кажется, не через меня. Он хорошее впечатление произвел.
П.: А не кажется Вам правдой, что он поставил его министром через ваше посредство?
В.: Это, безусловно, нет, потому что, когда Протопопов приехал из-за границы, им очень увлекались, т.е. он произвел очень хорошее впечатление.
П.: На кого?
В.: На бывшего императора.
П.: И на Вас, и на Александру Федоровну?
В.: Александра Федоровна его совсем не знала. А он ездил в ставку, когда приехал из-за границы, и он произвел хорошее впечатление, и тогда уже было решено, что он будет одним из министров.
П.: Кем было решено?
В.: Государем, а он был у него в ставке.
П.: А Вы какое имели отношение?
В.: Никакого. Я его тогда еще не знала.
П.: Но почему Вы, которая не имеет никакого отношения к политическим делам, и человек, который тоже, по Вашим словам, не имеет никакого отношения, - почему эти двое не имеющие никакого отношения к политике людей находятся друг с другом в сношениях по поводу того, сколько лучше пробыть в ставке, т.е. у главы верховной власти, министру внутренних дел; лучше ли ему там пробыть подольше или поменьше, чтобы «зависти больше
было»? Чем это объясняется?
В.: Я знаю, что они были очень дружны, т.е. что он очень хорошо относился. Вероятно, он никому другому больше не мог телеграфировать, как мне, не хотел.
П.: Значит, он Вам вместо Александры Федоровны телеграфировал?
В. Да.

Источник:
«Верная Богу, Царю и Отечеству». Автор составитель Ю.Рассулин. СПб, 2005.